Боец. Лихие 90-е [СИ] - Валерий Гуров

Хрюшкин (я решил от трудового коллектива не отбиваться и продолжил про себя называть начальника через «х»). Никита Ильич закурил. Положил локти на столешницу, подбородок на ладонь упер и глубоко сигаретой затянулся.

— Кресов, ты охренел? — выдал начальник. — У тебя завтра событие важное, а ты значит съехать решил?

Какое событие, куда съехать? Я не нашел, что ответить. Решил послушать Хрюшкина дальше. Пока очень не похоже на профилактический втык от начальника подчиненному. Здесь явно что-то другое.

— По травме съехать собрался, козел? — первую сигарету начальник докурил, потушил в бронзовой пепельнице и достал из пачки вторую.

— Уважаемый, по порядку давайте, и тон сбавьте, а то ведь раз козел, могу забодать, — наконец, ответил я.

Хрюшкин покраснел, посинел, глаза выпучил, резко встал из-за стола. Затянулся, за раз половину сигареты спалил и ко мне подошел.

— Ты че из себя возомнил, чучело огородное, — продолжил распыляться он, слюни в разные стороны опять летят. — Я же тебя как шавку за забор выки…

Не договорил.

У меня аперкот самим собой вылетел. Кулак под дых Хрюшкину воткнулся и согнул начальника пополам. Терпеть не могу, когда варежку кто-то разевает и на личности переходит.

— Кхе-кхе-кхе, — Никита Ильич закашлялся, пятясь к столу.

Своей увесистой задницей смел пузырь «Столичной» и пепельницу с окурками. Но крепкий какой — сигарету из пальцев не выпустил.

В кабинет вдруг зашла Любочка с подносом, на котором стояла чашка кофе

— Никита Ильич, с вами все в порядке? — таращилась она расписными глазищами.

— Никита Ильич подавился, — я взял кофе с подноса и дверь перед лицом секретарши захлопнул.

Не знаю, чем это боров подавился правда, разве что собственной желчью. Начальник, красный как рак вареный, сел за стул и тяжело дыша, смотря на меня с прищуром. Зыркнул на телефон.

— Ты за языком следи, Хрюшкин, а то без костей, — я поставил чашку кофе перед ним.

Обратил внимание, чашечка то непростая, а фирменная — знаменитая Nescafe, которая, если мне память не изменяет, в России только в середине 90-х появится. Начальник у нас еще и приблатненый оказывается.

Однако следом Никита Ильич выдал такие слова, что я обо всем забыл разом.

— Сука, Кресов, вот если ты завтра бой не выиграешь — уволю на хер…

Опа… Я уже думал, что после такого, точно здесь не работаю, а оказывается, я начальнику пока нужен, что он удар поддых стерпел. Для боя какого-то нужен…

— Какой еще бой, Никита Ильич? — сухо спросил я, когда начальник выговорился.

— Ты еще издеваешься… — зашипел Хрюшкин. — Тебе Марат что-то сказал, про звонок из заводоуправления?

Издеваюсь… ну так себе предположение. Я терпеливо потер ладонями колени, честно пытаясь разобраться — что за Марат и о каком звонке речь. Тут куда больше похоже на то, что издевались надо мной. Примерно с тех пор, как я открыл глаза в качалке. То, что на дворе теперь 1993 год — понял. Что я молодой слесарь на промышленном предприятии — принял. Но какой к пугалу огородному бой? У моего нового тела ни функционалки, ни навыков — все в околонулевой плоскости. Для боя я приспособлен, как балерина к уборочной. Выступать в таких кондициях только по шахматам или домино в дворовой беседке. Ну, городки еще могу попробовать. Хотелось больше конкретики.

— Не издеваюсь, просто интересуюсь, — сказал я, видя как заерзал Хрюшкин, снова за «Столичной» в ящик полез. — Мало ли после звонка изменилось что? Правила там, соперник поменяли?

Подмывало прямо сказать этому Хрюшкину, что я час как очухался в новом теле и времени. И информацию о новой реальности добываю в час по чайной ложке, со скрипом. Но как тут сказать? Сразу желтый билет вручат и здравствуй местная дурка, на манер «и тебя вылечим». Хотя… может зря мучаюсь, все куда проще? В первой половине девяностых звезд тьма тьмущая. Чумаки, Лонги. Народ вон мертвых на ноги подымает играючи, бровью не пошевеля, и воду через телевизор заряжает, а я чего лох? Так что где наша не пропадала. Скажу, что я накануне рухнул с инопланетного корабля — прошу любить и жаловать. Поверят же. Внимание уфологов и «Спид-инфо» обеспечено.

— Не Кресов, ты у меня не съедешь с выступления, за базар надо отвечать, — запричитал Никита Ильич, наливая в рюмку водку. — Или ты снова шутишь, Петросян? Ты ж смотри, я могу тоже пошутить и комиссию по разряду заверну, премию передумаю давать или из общаги заводской выселю. Так пошучу, что не смешно станет. Интересуется он, ишь грамотей.

Я молчал, слушал разговор с самим собой начальника. Шутки шутками, но видимо у прежнего обладателя этого тела существовала договоренность с начальством, о которой я ни сном не духом, сидя в кабинете Хрюшкина. Конечно, о таких вещах предупреждать надо… да как тут предупредишь. Никто мне «записочек» по эксплуатации нового себя не оставил, в курс дела не ввел. Прежний Сергей Иванович ушел по-английски, не попрощавшись, как муза в песне Высоцкого. Интересно, кстати, куда подевался сам паренек? При мысли о том, что он, вполне возможно, очнулся в моем старом теле — покорежило. Тоже сейчас бегает бедолага, наводит суету и пытается понять происходящее. И я ведь ему никаких «записочек» не оставил, поэтому приятным бонусом для Сережи станет двушка на Пушкинской и сберегательный счет в банке. Все что от «былой славы» у меня осталось. Пусть пацан поживет.

Зато теперь от чего двадцатилетний слесарь без опыта в единоборствах дал согласие на бой, понятнее стало. Обещали молодому разряд дать, премию выписать, с общагой какой-то вопрос решить. Не раскладушками же, наверное молодого проспонсируют… Тут другой вопрос, других кандидатов не нашлось на огромном заводе? Почему именно «меня» выбрали. Решил выяснить.

— Хрюшкин, я от боев не отказывался, не отказываюсь и отказываться не буду, на ус себе намотай, — пояснил я. — Просто интересуюсь — все ли в силе? По правилам понимание хочется чуточку большее, по сопернику. И не скромный вопрос, почему вы в меня поверили, товарищ начальник? Дюже я талантливый?

— Я то в тебя поверил? — начальник аж водкой подавился, оправдывая свою фамилию захрюкал. — Во даешь.

— Раз на бой выставляете, верите значит, — предположил я, как мне казалось все логично.

— Кресов, ты на солнце перегрелся? В кого я там поверил, ты блин брак порешь чуть ли не каждый день, рукопожопый ты мой, — отмахнулся начальник, осматривая выпачканную водкой рубашку. — Блин, теперь вонять будет, а мне на совещание в пять.

Он снял трубку, набрал короткий номер, за дверьми на столе секретарши забренчал телефон.

— Любочка, рубашку мне новую принеси. Спасибо, дорогая, — трубку положил, на меня уставился. — На чем мы там закончили… А! Вспомнил! Кресов, ты же сам мне рассказывал, что выйдешь и после первого удара ляжешь? — Никита Ильич достал из комода салфетку и рот принялся вытирать. — На хрена тебе еще какие-то правила, соперники? Бокс есть бокс — выйдешь, никто тебя сильно лупасить не будет, подумаешь получишь пару тумаков от таких же как ты рабочих — так меня жена сковородкой сильнее бьет. Мы же обговаривали…

Бокс, значит. Я отрывисто кивнул. Уже лучше. Бокс мы умеем, практикуем.

— Насчет остальных кандидатов, — продолжил Никита Ильич. — Если ты про Мишку Косолапова, то он отказался, чи геморрой у него вылез, чи грыжа… Ты как будто не знаешь — все мужики в отпусках, любители блин курортов Краснодарского края. Фомин вон в Туапсе умотал с семьей, хотя ходил по цеху в грудь себя бил, что выступит! А чего, нечего на меня так пялиться, попробуй их не отпусти — сразу либо голова, либо жопа заболит и на больничный, как Косолапов. Поэтому не обольщайся, что тебя кто-то куда-то выбрал… Других кандидатов у меня в твоем весе нет, а участвовать в выступлении — положено! Вон Прядкин хотел, но куда ему с шестьюдесятью килограммами в полутяжи?

— Ясно.

— Ясно тебе, — хмыкнул Хрюшкин.

Я не удержался начальника подколоть. Вот не знаю, нравилось мне, как этот Хрюшкин из себя выходит.

— Никита Ильич, а вы бы если что меня подстраховали? Сколько в вас килограмм. Сотня? При правильной диете до восьмидесяти за пару неделек скинете. Мочегонка, банька и будете вполне себе полутяж.

Никита Ильич заулыбался, пальцем указательным в воздухе покачал.

— Вот ты пацан духовитый, не ожидал, что ты без опыта согласишься, но ты прямо в корень